Карта Хаоса - Страница 60

Стук не прекращался. Он становился даже назойливым. Буслаев на всякий случай нашарил глазами, где лежит топорик для рубки мяса, и шагнул к окну. Распахнув раму, он увидел вертящийся офисный стул с единственной толстой ножкой, неподвижно повисший в ночном небе где-то между Луной и ковшом Большой Медведицы. На стульчике сидел рыхлый юноша и улыбался неискренней улыбкой рекламного агента.

– О, привет! Ты один? – спросил он, бросая через окно любопытный взгляд на кухню.

Меф не ответил, тупо разглядывая стул и пытаясь определить место, где к нему привязана веревка. Что она должна существовать, он не сомневался, однако общая конструкция все равно казалась ему шаткой.

Отсутствие ответа мало смутило странного юношу. Он взмахнул пухлыми ручками и закудахтал, как курочка Ряба, неудачно попытавшаяся снести самородок.

– Вот ты где! Я проискал тебя весь вечер! Твой телефон не отвечает! Звонил твоей душехранительнице, но она ведет себя по-хамски. После моей двадцать четвертой просьбы позвать тебя стала швырять трубку. Я решил, что ты купаешься! Позвонил – хо-хо! – на лейку в душе, но и там полнейшее молчание.

Меф попытался захлопнуть раму, однако юноша успел перескочить со своего стульчика на подоконник.

– Только не надо резких движений! Я боюсь высоты! Метр выше асфальта, и меня начинает трясти! – предупредил он, с явным облегчением спрыгивая с подоконника в кухню.

Мефу с его встроенным чувством правды показалось, что сказано это было искренно.

– Кто ты такой? – спросил Буслаев, разглядывая странного гостя.

Его крупнопористая кожа напоминала что-то съедобно-знакомое. Юноша хихикнул.

– Ромасюсик я! Нехорошо забывать друзей! Как говорит Прашечкин дядюшка, старых друзей не бывает. Бывают друзья разумно уцененные… Хе-хе?

– Не хе-хе, – сказал Меф, считавший иначе.

Ромасюсик рассеянно кивнул и забегал по кухне, трогая все подряд. Открывал и закрывал кран, пускал воду. Заглядывал в шкафы с посудой, совал нос в холодильник.

– И ты живешь в этой помойке, да? Семейное гнездо, э-э? Чудо, что я догадался сюда залететь! Данные паспортных столов – великая вещь, даже если они с краденого диска! – проблеял он.

От нелепости ситуации Меф начал злиться. Он ничего не понимал. Ему казалось, что он бредит. Хотелось поймать этого пухлого типчика за шиворот и, зашвырнув его на вертящийся стульчик, закрыть окно. Вообще испытывал много назойливых желаний самого членовредительского свойства.

Неглупый Ромасюсик почуял это. Перестал бегать, посмотрел на Мефа и, воздев к потолку палец, изрек:

– Английский писатель Шейкспая однажды сказал: «Джупита, ты сердишься, значит, ты не прав!» Уважаешь писателя Шейкспаю? Тогда немедленно переставай кипеть и полетели к Прашечке! Будь такой добренький! Ты же не хочешь, чтобы она меня кильнула? То есть насмерть абсолютно!

– Хочу, – сказал Меф.

Ромасюсик натужно захихикал.

– Я вижу, ты шутник! Только умоляю: не повторяй свою шутку при Прашечке! Она совершенно не андэстэндит хьюмора! Чтобы понравиться тебе, она согласится засунуть меня в кухонный комбайн и подать к столу в виде мелкой нарезки! Ну что, полетишь?

Меф, толком не понимавший, кто такая Прашечка, хотел сказать «нет», но ему подумалось, что если он и бредит, то бредит последовательно.

– А почему именно сегодня?

Шоколадный юноша оттянул от шеи воротник. С Прасковьей никогда не угадаешь, что о ней говорить можно, а чего нельзя, а потому безопаснее для здоровья помалкивать в чистую тряпочку.

– Сегодня у нее день варенья! Тили-тили, трали-вали и только раз в году! – фальшиво напел Ромасюсик. – А когда у человека день варенья, он не должен оставаться один. Это плохо влияет на характер, а он у нас и так не экселентный.

Меф хмыкнул, ощущая, как в него вгрызается пила противоречий. С одной стороны, это был, конечно, бред после тяжелого дня в «Пельмене», а с другой… гм… почему бы и нет?

– И на чем мы полетим? – поинтересовался он, примерно представляя, каким будет ответ.

– Я догадываюсь, что ты хочешь сказать! – всплеснул ручками Ромасюсик. – Летать на стульях, диванах и зонтиках – совершенная пошлость! Не мы должны брать пример у магов, этих полнейших ничтожеств, но они у нас!.. Но, если разобраться, телепортировать – опасно, а все другие способы – страшно, страшно медленно!

Меф выглянул в окно. Офисный стул по-прежнему упорно болтался на прежнем месте, слегка покачиваясь, когда порыв ветра дул ему в спинку.

– Хочешь, чтобы я на это взгромоздился? – уточнил Меф.

Ромасюсик закивал.

– А мы поместимся?

– Запросто. Ты полетишь сверху, а я подцеплюсь снизу, за ножку. Мы с Прашей уже так летали…

– И что, получилось?

Шоколадный юноша пригорюнился.

– Не считая посадки! Я ей надоел, и она стала наступать мне на голову. Умоляю, не повторяй за ней! Прашечка само совершенство, но иногда ее завозит!..

Буслаев вздохнул. Высунув из окна руку, он попытался дотянуться до стула, но тот был слишком далеко.

– А ты позови! – посоветовал Ромасюсик.

– Как?

– А так: цыпа-цыпа! – шоколадный юноша сделал приманивающее движение пальцем.

Стул послушно подлетел ближе к окну. В следующую секунду Ромасюсик повис на его ножке, обхватив ее руками. Меф с некоторым колебанием прыгнул следом за ним. Оказавшись на сидении животом, он прокрутился с ним вместе и, наступив на пальцы ойкнувшему Ромасюсику, сел. От двойной тяжести стул нырнул вниз. Решив, что они падают, Меф в панике вцепился в спинку. Однако в этот момент стул выправился и неторопливо полетел между домами.